АРХИМЕД
“ЭВРИКА”
Он жил так невообразимо давно, что память о нем, словно древняя галера, плывущая по океану времени, обросла ракушками вымыслов и легенд. И, наверное, за 2262 года легенд стало больше, чем правды.
Отец его был математиком и астрономом и стоял в близком родстве с Гиероном, тираном Сиракуз. Архимед с детства подружился с миром чисел и всю жизнь не нерестовал восхищаться строгой логикой их вечных законов, рядом с которыми законы мира людей так преходящи и несовершенны. Он чувствовал это особенно остро в Александрии, где всесильные Птолемеи, по словам одного странствующего философа, “откармливают легионы книжных червей ручных, что ведут бесконечные споры в птичники муз...”. “Ручные книжные черви”
- цвет науки и поэзии той поры - были собраны здесь со всех берегов, дабы прославить своими трудами повелителей Египта. Это было время тонкой и умной лести, обаятельного заискивания, чисто сердечного раболепства, когда желание нравиться Птолемею охватило не только склонный к восторгам ум поэтов, но и гениальных астрономов, физиков, геометров. Может быть, это изощренное в верноподданнических чувств общество и заставило молодого ученного из Сиракуз расстаться с фолиантами богатейшей библиотеки мира и уплыть домой, в Сицилию. А может быть, он покинул Александрию еще потому, что не мог разделять модных там Аристотелевых воззрений на механику как на “ремесленный навык”, достойный раба. Именно механика, прекрасная, и не уступающая по красоте своей геометрии, влекла его все сильнее. Он понимает, что законы рычага - это поистине вселенские законы, и выстраивает цепь механических постулатов и теорем, которой позавидовал бы сам Евклид. Домой, в Сиракузы, он привез основы новой науки, который потомки назовут статистикой и на ней, как на незыблемом фундаменте, построят заоблачное здание.В Сиракузах он живет без забот, он окружен почетом, вниманием и не нуждается в средствах. Впрочем, он мало думает о своем бытии, увлеченный вычислениями. Злые языки говорили, что Архимед не думал о пище и готов был чертить везде: в пыли, в пепле, на песке и т.д. В ванне вдруг осенила его мысль о выталкивающей силе, на погруженное в жидкость тело, и, забыв обо всем, голый, бежал он по улицам Сиракуз с победным кличем: ”ЭВРИКА!” (“Я нашел!”)
. Его мало заботила людская молва и суд потомков - увы, подчас чересчур мало. Некоторые озарения свои он даже не считает нужным записывать, и мы некогда не узнаем, как удалось ему извлекать квадратные корни из очень больших чисел до появления правила извлечения корней.Труды Архимеда в астрономии, геометрии, механике велики и многочисленны, но в нем неистребимо жила страсть к изобретательству, к материальному воплощению найденных теоретических закономерностей. Архимед - редчайшее в науке сочетания высокого теоретика с виртуозным инженером. И сегодня нельзя без восхищения читать дошедшие до нас строки Плутарха, рассказывающие об осаде Сиракуз римским полководцем Марцеллом. Десятки сконструированных Архимедом катапульт всех “калибров” метали камни в корабли захватчиков, на их головы неслись тучи копей и дротиков из метательных машин. Хитроумные журавле подобные механизмы поднимали своими клювами людей и сбрасывали их с высоты. Были машины, способные поднять над водой корабли. “Что ж, придется нам прекратить войну против геометра”, - невесело шутил Марцелл. Архимед победил. Он совершил высочайший гражданский и научный подвиг. И когда предательство открыло римлянам ворота в город, он погиб как солдат под мечем римского легионера.
“Архимед был настолько горд наукой... - писал Плутарх, - что именно о тех своих открытиях, благодаря которым он приобрел славу... он не оставил ни одного сочинения”. Да, мы не знаем конструкции его боевых машин.
Факт остается фактом: Древний Рим так и не узнал всех секретов Архимедовых машин, и единственным трофее Марцелла, стала знаменитая “сфера” Архимеда - сложнейшая модель небесных светил. Много лет спустя, глядя на нее Цицерон сказал: “... этот сицилиец обладал гением, которого, казалось бы, человеческая природа достигнуть не может”.
На своей могильной плите Архимед повелел выгравировать шар и цилиндр - его геометрических открытий. Могила заросла репейником, и место это было забыто очень скоро. Лишь через 137 лет после его смерти тот же Цицерон разыскал у Ахродийских ворот этот могильный камень, на котором песчинки, поднятые душным сирокко - ветром из Сахары, уже стерли часть знаков.
А потом могила опять затерялась, теперь уже навсегда. Но осталось имя Архимеда. И через века всегда будут слышать потомки его радостный, гордый возглас, боевой клич науки, пароль каждого, кто ищет: “ЭВРИКА!”, “Я НАШЕЛ!”.